Мириам Гамбурд. «Ложная правда«. Музей израильского искусства в Рамат-Гане.
Евгения Гамбурд, Моисей Гамбурд. Живопись и рисунки 1920-1950 гг. Музей русского искусства им. Марии и Михаила Цетлиных в Рамат-Гане.
Выставки сопровождены каталогами.
Беседу ведет доктор философии Татьяна Друбецкая
— Династия предполагает непрерывность традиции. Речь пойдет о выставке Ваших родителей и о Вашей. Так ли в Вашем случае? Куратор Вашей выставки и директор обоих музеев Меир Аронсон, которому принадлежит идея одновременного показа в двух музеях творчества трех художников одной семьи полагает, что поскольку Вы выросли в семье художников в доме, атмосфера которого была пропитана искусством, Вам не оставалось ничего другого, как стать художником. Дескать, случай…
— Аронсон прекрасно это сформулировал: «Иногда случай – лучшее, что бывает. Когда мы видим произведения родителей Мириам, понимаем, что в ее случае отсутствие выбора – это замечательное обстоятельство». На встрече в моей мастерской на улице Алленби по поводу подготовки моей выставки в Музее израильского искусства в Рамат-Гане, мы говорили с Меиром также о вещах, не связанных напрямую с выставкой. Это был своего рода общий разговор по случаю знакомства. Я рассказала Меиру о моих родителях: Моисее Гамбурде (1903-1954) и Евгении Гамбурд (1913-1956) — двух художниках, которые работали, каждый в своем жанре, на своей родине Молдове и показала их работы, о том, что отец признан сегодня классиком бессарабского-молдавского искусства и его произведения украшают постоянную экспозицию Национального художественного музея Молдовы. Так у Меира Аронсона родилась идея выставки моих родителей «как историческое дополнение» к моей, которая проходит сейчас в Музее израильского искусства в Рамат-Гане.
— Вот я хожу по выставке Ваших родителей и наслаждаюсь ее высоким качеством. Экспозиция выстроена безупречно и сопровождена толковыми аннотациями. В одной из них написано, что большинство произведений показаны в Израиле впервые. Но ведь Вы привезли их сюда 37 лет назад?
— О, за эти годы многое произошло! Изданы альбомы — монографии обоих художников (автор – доктор искусствоведения Людмила Тома), которые разошлись по крупным библиотекам мира. Четыре отцовские работы приобретены Государственной Третьяковской галереей и репродуцированы в каталогах. В рамках фестиваля Сергея Параджанова в 1992 году в синематеке в Тель-Авиве был показан первый фильм великого режиссера по молдавской сказке «Андриеш», художником по костюмам которого была моя мама. Литературно-художественный журнал «Димуй» за 1995 год был полностью посвящен Моисею Гамбурду. Несколько отцовских рисунков были выставлены в 1884 году в иерусалимской галерее «Нора» и критик Меир Ронен восторженно отозвался о них в статье «Утерянный мастер» на страницах газеты «Джерузалем Пост» : «Работы художника – это рисунки обнаженной модели и портреты, выполненные карандашом и грифелем. Они являют нам подлинного мастера современной академической традиции, рисовальщика и монументалиста. Захватывающие дыхание рисунки!».
— Но разве в контексте современного искусства вообще и израильского в частности есть место академической традиции или реализму? Мне кажется, что от реализма шарахаются и музеи, и галереи, и критики, а термин «академический» и вовсе превратился в своеобразно-ругательный. Но что всего хуже – это утрата критериев, слепота и как результат этих недугов – полная неразбериха и неспособность отсеять зерна от плевел. Поэтому огульно отметается почти все, и на поверхности остается далеко не лучшее. Натурализм, увы, очень моден в контексте израильского сегодняшнего искусства. На кого же рассчитана выставка в Музее русского искусства?
— На тех, кто не потерял способность наслаждаться подлинными вещами и на тех немногих, кто эту способность в себе развил. Других, а имя им — легион, всех, у кого в глазу и в уме застряли осколки кривого зеркала предвзятых мнений, прошу не беспокоиться. Кстати, мой курс «академического рисунка» в Бецалеле и в Мидраше Бейт Берль всегда переполнен. Такой вот парадокс. На вопрос студентов, что для меня значит преподавать классический рисунок, я отвечаю – это как плыть против течения. Открою секрет: отцовские рисунки мне очень помогают в этом трудном заплыве. Я их не анализирую – Боже упаси заниматься этой чушью — я ими живу. Мой коллега и один из лучших израильских рисовальщиков Саша Окунь тоже показывает своим студентам в Академии Бецалель репродукции рисунков Гамбурда. В самом начале нашей беседы промелькнуло слово традиция. Хрупкая это вещь. Ее пестовать надо, иначе зачахнет, исчезнет, а потом поди наработай ее заново. Модернизм отрицал традицию как таковую и не случайно модернизм начала ХХ века шел вместе с революциями. «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы свой, мы новый мир построим…» Постмодернизм устал от бесконечного разрушения и занялся переписью богатого и зазря разбазаренного наследства. Адепт постмодернизма французский философ Жак Деррида призывал:» Не новое вместо старого, а новое вместе со старым.» Поздно. НОВОЕ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ успело победить. А где это видано чтобы победившая идеология пощадила побежденную? В рисунке, к примеру, никакого нового и старого быть не может, и прогресса тоже. Наскальные рисунки первобытного человека в пещерах Альтамиры не уступают рисункам Леонардо да Винчи. В Израиле и того проще: слово традиция ( массорет) относится к религии и по праву. Разветвленная богатейшая глубокая религиозная традиция с одной стороны и – пшик, худосочная визуальная традитенка с другой. Возможно отец понимал это и потому не смог прижиться в начале 30-х годов в местной художнической среде.
— Расскажите о Ваших родителях. Ваш отец жил несколько лет в Эрец Исраэль до образования государства, а потом вернулся в Бессарабию, которая принадлежала в те годы Румынии… Совсем недавно в Интернете в архивах газеты «Давар» отыскалось объявление, которое художник дал в 1935 году о том, что выпускник Брюссельской королевской академии искусств, получивший серебряный приз за дипломную работу, снимает мастерскую в Хайфе и ищет работу по специальности. Ваш отец сразу после окончании Академии в 1929 году приехал в Палестину, затем вернулся в Румынию, снова направил свои стопы на Ближний Восток и не прижился – вернулся. Вы не сожалеете об этом?
— (Смеется) Даже пламенный сионизм, который я исповедую, не заставит меня пожалеть о том, что отец покинул Землю Обетованную. Ведь по возвращении в Румынию он женился на моей будущей маме. Евгения Гольденберг, выпускница Бухарестской академии искусств по классу А. Ж. Стериади, стала его музой и любимой моделью – а как же иначе! Леся Войскун: «Кажется, он старался запечатлеть в рисунках и живописи каждый миг ее жизни. Одним из лучших представляется «Портрет Евгении в черной шляпе», написанный в год их свадьбы». Сохранилось письмо дяди Евгении, посетившего молодоженов в их квартире-мастерской в Бухаресте: «Салон Макса (так звали отца в Бухаресте) Гамбурда обновился портретом несомненного достоинства: соединение искусства и любви – портрет Жени Гамбурд. Макс обнаружил глубокое чувство и показал, что означает вдохновение художника. Я впервые близко наблюдаю художника во время его творчества. Портрет обаятельный, я бы сказал, лучезарный, и чувствуется, что он написан художником, все «я» которого заполнено одним образом. Здорово им завладела эта маленькая Женя». Мне же этот портрет кажется сродни Фаюмским портретам по его редким живописным качествам и по силе присутствия портретируемого. Мой дед адвокат Яков Гольденберг – его портреты соседствуют в экспозиции с вереницей других семейных портретов, исполненных Моисеем – в 20-х годах выиграл крупный судебный процесс и купил особняк на высоком цоколе в той части Кишинева, которая зовется сегодня «историческим» центром. На фасаде этого дома по решению Министерства культуры в 1994 году установлена мемориальная доска в память о крупном бессарабском живописце Моисее Гамбурде. Известность не обошла отца, а вот открытие художницы Евгении Гамбурд для многих произошло именно на выставке в Рамат-Гане. Куратор выставки Леся Войскун пишет в статье к каталогу: » Ее живописные работы не были по-настоящему оценены в свое время. Молдавская критика порицала художницу за излишний «формалистический груз» и «тяготение к декоративному и даже несколько условному трактованию природы» и видела в этом «ее основной недостаток». Между тем именно эти «негромкие» произведения выдержали испытание временем, которое обернуло «недостатки» в достоинства. К ним относятся пейзажи Молдовы и одна из лучших работ Е. Гамбурд – серия этюдов Москвы военного времени, впервые полностью представленная на этой выставке».
— Московская серия помечена 43 и 44 годами. Как молодая бессарабская художница оказалась в Москве во время войны? Это могло быть только большой привилегией. Московская серия действительно очень хороша. Кроме художественных достоинств она представляет и историческую ценность, ведь Евгения писала этюды гуашью с верхних этажей и террас гостиницы «Москва», снесенной в 2004 году. Она создала уникальную серию видов военной Москва с высоты птичьего полета.
— Моисей Гамбурд с женой были приглашены находившимся в Москве молдавским правительством по случаю празднования четвертой годовщины образования Молдавской социалистической республики, и им было дозволено остаться там на год. Меня не покидает чувство, что позднее отцу пришлось дорого заплатить за оказанную честь и его трагическая гибель в 1954 году была как-то связана с этой привилегией. Надо сказать, родители отнеслись с энтузиазмом к переменам в их жизни, связанным с приходом новой власти. Они приняли участие в организации Союза художников Молдавии. У отца был членский билет под номером 3, номер 2 он, как джентльмен, уступил маме, но долго членом Союза художников она не пробыла, в 1947 ее исключили. В ней была какая-то очень глубокая и непростительная независимость, она совершенно не поддавалась дрессировке. В 1949 году отец получил орден Трудового Красного знамени за крупномасштабные полотна на исторические темы.
— Но выставка производит совсем другое впечатление! Я бы назвала ее камерной, семейной, даже интимной. Тон работ обоих художников доверительный и очень искренний, нигде нет и следов пафоса соцреализма.
— Статья Леси Войскун в каталоге названа «Тихое искусство». Этим термином обозначают явление, стилистически не выходившее за рамки соцреализма и по сути не бывшее протестом. Иногда официальные художники создавали работы, не предназначенные для показа на выставках. Этот широкий пласт художественного творчества без идеологии изучается сегодня. Войскун считает, что сейчас, по прошествии времени, именно камерные вещи в творчестве обоих художников представляются наиболее ценными. Характер выставки определил еще один момент: 37 лет назад мне разрешили вывести в основном те работы родителей, которые были моей собственностью, то что висело на стенах моей квартиры и хранилось в многочисленных папках. За разрешение на вывоз некоторых принадлежавших мне полотен пришлось заплатить и немало Министерству культуры Молдавии. Но сегодня все работы родителей считаются национальным достоянием и запрещены к вывозу. В Израиль приехали семьи, которые очень бережно хранили подаренные отцом картины и с радостью предоставили их для выставки. Есть и такие, которые категорически отказались «выносить из дому» работы Гамбурда. Я втолковывала им, что каждая картина «мечтает» быть показанной – не помогло. От идеи одолжить работы у музеев мы отказались из-за огромных сумм страховки. Так что выставка составлена из тех вещей, которые хранятся в израильских частных коллекциях. К чести Миши Гробмана хочу сказать, что еще 30 лет назад он влюбился в мамины гуаши и приобрел несколько. Сегодня он с готовностью предоставил их для выставки в Рамат-Гане.
— На выставке установлен монитор и показаны фрагменты параджановского фильма «Андриеш» по молдавской сказке Емелиана Букова. Фильм пролежал на полке около сорока лет. В 1992 году им открылся фестиваль Сергея Параджанова в Тель-Авивской синематеке. Сегодня очень трудно понять, что крамольного в этом фильме, а ведь его сняли с проката из-за якобы возмущенных писем трудящихся. Фильм красив, костюмы Евгении Гамбурд изысканы, а молдавская музыка, которая звучит фоном всей выставки, похожа на мелодии клейзмеров. Вы говорили мне, что с картинами связаны всякие истории. Расскажите, пожалуйста.
— Вот два портрета маминой старшей сестры пианистки красавицы Регины, выполненные Моисеем Гамбурдом. Это портрет маслом и подготовительный рисунок к нему углем, который нисколько не уступает законченному портрету. Регина жила с мужем во Франции и каждый год навещала родителей в Кишиневе. Последний ее приезд выпал на август 39-го. Евгения и Моисей приехали из Бухареста, чтобы провести с ней этот месяц. Сестры были молоды, счастливы, и, конечно, не могли предположить, что им никогда больше не суждено увидеться. Моисей торопился с портретом. Приближение войны с каждым днем становилось все ощутимей. Когда работа была закончена, он снял едва просохший холст с подрамника, свернул его в рулон и подарил свояченице. Возвращалась она с трудом: немцы закрыли франко-германскую границу, первого сентября началась война. Бог весть сколько времени простояла Регина в растерянности на перроне берлинского вокзала, безупречно элегантная, в светлом дорожном костюме, в шляпе, сдвинутой набок, опасаясь, как бы не распознали в ней еврейку… В начале 90-ых годов я приехала в Ниццу помочь овдовевшей тете разобраться в документах и вещах. Ей предстоял переезд в Иерусалим к дочери. Сортируя коробки с письмами, я нашла в кладовке тот самый холст, свернутый рулоном. Развернуть его было трудно, слой краски осыпался, по лицу молодой еще Регины проходили глубокие трещины. Я увезла портрет, отдала его реставратору, и тот посадил холст на провощенную основу, закрепил краску и оживил цвет. На выставке оба портрета, рисунок и портрет маслом, встретились после долгих лет разлуки.
— Глаз не отвести от рисунков – портретов матери и отца Моисея. Мощные вещи, выполненные с большим мастерством…
— Портрет матери художника, моей бабушки, расстрелянной вместе с мужем немцами в 1941-ом, сильнейший портрет Гамбурда. Обратите внимание, эти портреты сделаны на листках из блокнота, а производят впечатление крупных монументальных работ. Прикосновения угля к бумаге отличаются снайперской точностью. Мастерство, когда оно подлинное, не заметно, восхищает даже не столько мастерство, как энергетика, плотная аура, которой окружены шедевры. Маленький рисунок мог бы держать в поле своей энергетики большой выставочный зал. Родители отца занимались виноградорством, виноделием и табаководством – Бессарабия занимала второе место после Эрец Исраель по занятости евреев в сельском хозяйстве – и отказались эвакуироваться, не захотели оставить без присмотра ухоженный виноградник.
Расскажу Вам историю еще одной картины. В мае 1940 года открылась персональная выставка Макса Гамбурда в крупной бухарестской галерее «Сала Даллес», а 28 июня Бессарабия была аннексирована Советским Союзом. Центральная румынская газета профашистского толка «Универсул» вышла с несколькими крупными репродукциями работ художника на первой странице, на обороте которой – бравурный репортаж о параде войск Вермахта на Елисейских Полях в Париже. Путь в Западную Европу, любимую бессарабскими интеллигентами, был заказан – шла война. Времени на сборы у Гамбурдов не было, пришлось оставить почти все картины в Румынии, и деньги за проданные работы художник не успел получить. Отец считал все утерянным. Уже в Израиле, в одной румынской семье нашлась работа с той самой выставки и ее владельцам она вроде бы только мешала. Я отправилась выручать небольшой холст, который оказался одной из лучших ранних работ мастера. Хозяева, видя мой восторг, запросили крупную сумму, дескать, в Яффо в галерее им понравился пейзаж одного израильского художника и он столько стоил. Удача улыбнулась мне: я была на дружеской ноге с этим самым художником и он давно хотел, чтобы я сделала слепок с его головы, работу скучную, за которую я обычно не берусь, но я предложила ему слепок в обмен на его пейзаж, владельцам портрета понравился пейзаж, и я обменяла его на холст Гамбурда. Так что в результате «бартерной сделки» довоенная работа отца оказалась у меня. Это «Портрет крестьянки», датированный 1939 годом.
— Но здесь на выставке нет такого портрета…
— Его здесь нет – портрет находится в собрании Третьяковской галереи в Москве и воспроизведен в томе «Живопись первой половины ХХ века».
— Но Вы ничего не рассказали о Вашей выставке с интригующим названием «Ложная правда», которая проходит в другом месте – в Музее израильского искусства в Рамат-Гане. Выставка, как я поняла, состоит из двух основных работ: серии рисунков на тему «Тайной вечери» Леонардо да Винчи и мультипликационного фильма «Херувимы в натуральную величину». Огромный рисунок (860\310 см. ), выполненный сангвиной (sanguis – кровь на латыни, здесь и до Святого Грааля недалеко), состоит из 12 частей. Он и есть, как Вы утверждаете, настоящая синопия леонардовской Вечери», та самая синопия…
— Позвольте мне объяснить читателю, что означает профессиональный термин «синопия». Мастера, создававшие фрески, прежде всего наносили на влажную штукатурку рисунок красно-коричневым пигментом, его добывали рядом с греческим причерноморским городом Синопом, отсюда название. Многочисленные синопии открылись глазу после наводнения во Флоренции в 1966 году, когда вода размыла верхний красочный слой фресок. Новейшие технологии позволяют заснять синопию, не касаясь красочного слоя. Интересно, что синопия «Тайной вечери» да Винчи по сей день неизвестна исследователям. Одни скажут, что она канула в Лету, другие, что ее никогда и не было, ведь Леонардо писал не фреску, а темперную живопись по сухой штукатурке. В бодеге Верокио подмастерья не обучались искусству фрески. Вот я и решила восполнить пробел и создать ту самую синопию, ведь обидно же в конце концов, что она не существует!
— Под Вашей рукой рисовальщика «реставрация» несуществующей синопии великого мастера превращается в то, что французский философ Жан Бодриар назвал «симулакром», то есть «ложной правдой.»
Мультипликационный фильм – другая тема. Мириам Гамбурд воздвигает свои скульптуры херувимов в любовном соитии, тех самых мифических существ из Талмуда, вместо знаменитых монументов. Монументы она сносит. Художник обходится без конкурсов, без жюри и высоких комиссий и без специальных разрешений. В виртуальной действительности возможно осуществление любой самой дерзкой мечты, тем более когда прославление себя сдобрено изрядной долей юмора и самоиронии. Свое творение Мириам подписывает лукавой усмешкой.
«Окна«, еженедельное приложение к газете «Вести» за 28.08.2014